Книга Танцы на цепях  - Рэйв Саверен

Колени подгибались от навалившейся слабости, но остановиться сейчас – смерти подобно.

Давай же, еще немного!

Тяжелое дыхание обожгло спину, яростное рычание прокатилось по коридору, а девушка уже коснулась рукой приоткрытых створок. Расстояние между ними было небольшим. Видимо зверь бился в агонии, желая взломать засовы, но те оказались слишком прочными. Все, на что хватило сил – щель не больше фута в ширину.

Скользнув внутрь, Май вскрикнула, когда коготь полоснул по спине. Достал-таки.

Упав ничком, она прижалась щекой к каменным плитам пола и замерла, стараясь не дышать. Со всех сторон тело сдавила цветочная сладость, такая густая, что запершило в горле и невыносимо заныло под ребрами.

Приподнявшись, Май не смогла рассмотреть абсолютно ничего. Мрак был непроницаемым, живым. Он колебался вокруг, будто пришло в движение угольно-черное море, намереваясь проглотить ее целиком.

Медленно, по капле, ускользали вместе с кровью силы, а тварь все больше бесновалась у двери, не собираясь оставлять жертву. Еще несколько ударов, и засовы бы разлетелись, пропуская хищника. Май было не сбежать.

Клинок бесполезен – она не могла сражаться. На это не осталось сил.

Мрак сгущался, обступал, впивался иглами в лодыжки. Май могла поклясться, что слышит рядом дыхание.

Может, это сама смерть пришла за ней? Любопытство убивает, и ее раны – тому доказательство.

Что-то горячее и влажное скользнуло по щеке. Коснувшись кожи, девушка поняла, что плачет.

– Тьма – твой лучший друг.

Голос прокатился по позвоночнику болезненной волной, впился в мускулы. Казалось, что чья-то невидимая рука скользит по шее, сдавливает затылок сильными пальцами, пропуская по позвоночнику волну непривычного и дикого жара, от которого вмиг пошла кругом голова. Будто в венах пульсировала не кровь, а кислота, готовая растворить Май изнутри.

Она могла поклясться, что чувствует на щеке чужое дыхание, что кто-то почти касается ее губ своими.

Яростный рев за дверью вывел из оцепенения.

Тварь через мгновение будет здесь!

– Я могу помочь, – голос прозвучал над самым ухом, – мне лишь нужно твое имя.

Май тяжело сглотнула. Иномирцы могли забирать людские имена в обмен на свое покровительство.

Эта магия была такой же древней, как и Энкул, откуда пришел иномирский народ. Она считалась проклятой и запретной среди людей! Не было у смертного ничего ценнее имени. Отдав его, ты обрекал себя на вечные муки в Ледяных чертогах, лишенный возможности обрести новое воплощение.

Я не хочу умирать!

«Не доверяй…»

Створки не выдержали натиска и распахнулись. По каменному полу цокнули когти, послышался легкий свист, когда зверь втянул носом воздух.

– Имя! Или мне тебя не спасти.

Я не хочу умирать…

Голос в голове утих, растворился под напором настоящей, дикой паники. Все предостережения стерлись, истончились и рухнули, стоило только учуять запах близкой смерти. Кровь бежала тонкой струйкой по бедру, медленно забирая из тела тепло. Рука онемела, меч не поднять. Острие уперлось в пол.

Предложение спастись еще никогда не было таким заманчивым.

Зверь прыгнул, когти царапнули пол.

– Май…– выдохнула она и зажмурилась.

Опора ушла из-под ног. Тело будто укутало теплой волной, пуховым одеялом полнейшей тишины.

В груди вспыхнул крохотный уголек: пламя медленно разрасталось, ширилось, болезненные всполохи прокатывались от шеи к кончикам пальцев. Невидимый огонь пожирал ее, пробирался в самые тайные уголки души и тела, стягивал тонкие нити мыслей, чувств и желаний в один трепещущий узелок, к сердцу, откуда нить уходила во мрак. Май видела ее, могла прикоснуться рукой к тончайшей паутинке, переливавшейся огненными всполохами.

Постепенно вернулись звуки и запахи, рядом раздался надсадный хрип, от которого сердце пропустило один удар. Под пальцы скользнуло что-то липкое и горячее, а в нос ударил запах крови.

Справа полыхнуло алым, и комнату осветило странное красное пламя.

Май зажала рот рукой.

Тварь лежала рассеченная пополам. Передние лапы все еще подергивались, на пол вывалились кольца внутренности, скользкий язык свесился из пасти, оставив на зеленоватых плитах влажную дорожку крови и слюны.

Медленно, будто во сне, Май подняла голову. Рядом с убитым существом возвышался знакомый силуэт: резкие изломанные тени играли на лице, алое пламя отражалось в глазах. По всему телу будто прокатывались огненные волны. Они брали начало от груди и скользили по рукам, шее, поясу, точно кто-то бросил в воду камень.

Тонкая паутинка тянулась от Май к незнакомцу.

Она ей не привиделась.

Хотелось спросить, кто он и что сделал, но язык будто пристал к нёбу. Во рту пересохло, а из горла не вылетело ни единого звука. Только сейчас накатил холод, и она вспомнила, что сорочка изодрана и едва прикрывает тело. Вскочив на ноги, Май почувствовала, что горит от стыда. Странно, но спина совершенно не болела, как и бок.

Скользнув рукой по коже, она не нашла ран.

– Я…

Рот наполнился кислой слюной, а голова пошла кругом. Колени подогнулись, но ей не дали упасть.

Незнакомец двигался так, что глаза этого просто не улавливали. Когти перчатки царапнули кожу, но хватка была бережной, почти нежной.

– Я тебя держу, – голос доносился издалека. Май показалось, что мужчина на последнем слове споткнулся, – держу.

Глава 7. Изнанка

Непривычно было чувствовать воздух вокруг. Словно угодил в волны, сдавливающие со всех сторон. Когда столетия ветер не касался кожи, то ощущать движение воздуха снова – сродни волшебству. Это почти как магия, но Ш’янт знал, что сладость новизны скоро испарится.

Уперевшись руками в стену, он прислонился лбом к холодному камню. Теперь точно можно было сказать, что он холодный и шершавый на ощупь. По стене прокатилась золотистая волна. Защита все еще работала, но со временем Ш’янт сможет ее обойти.

Коснувшись рукой груди, он поймал когтем паутинку, уходящую в сторону. Чуть потянул, но тотчас остановился, ощутив, как болезненный раскаленный узелок скручивается под ребрами. Через едва различимую нить силы дэр-ла текли в его тело и душу.

Это был обоюдный обмен. Раны девчонки затянулись, оставив лишь шрамы. Если она будет аккуратна, то их никто не заметит, или примет за старые отметины.

Где-то в темном уголке шевельнулось сожаление. Оно подняло голову и надавило на больное, вызвав на лице Ш’янта горькое недовольство.

– Так себе поступок для короля.

– У меня вся жизнь, в последнее время, состоит из поступков разной степени «так себе».